Праздник и иконы Пятидесятницы

Праздник Пятидесятницы в Ветхом Завете совершался в память дарования синайского законодательства, торжественного вступления Бога в завет с избранным народом, и одновременно в благодарность Богу за произращение новых плодов земных (Числ. 28, 26) и новой жатвы (Исх. 23, 16). Праздновался он по исполнении семи седмиц, то есть в 50-й день после Пасхи, и назывался праздником Седмиц (Второзак. 16, 9-10). Божественным промыслом, по обетованию самого Спасителя (Иоан. 14, 26), в этот день памяти дарования Богооткровенного закона и в пятидесятый день по Воскресении Христове, совершилось Сошествие-Святого Духа на Его апостолов и учеников. Сошествием Святого Духа совершилось вступление Бога в Новый Завет с Новым Израилем - Церковью, и место закона синайского заступила благодать Духа Святого законополагающего [1].

Если в промыслительном действии Бога в отношении мира и человека участвуют все три Лица Божественной Троицы, то проявления Божественных Ипостасей в этом действии различны. Мы исповедуем Бога Отца, Творца видимого и невидимого мира, «все содеявшего Сыном,, содействием Святого Духа»; Бога Сына, Искупителя, «Имже Отца познахом и Дух Святый прииде в мир», и Бога Духа Святого, Утешителя, «от Отца исходящего и в Сыне почивающего» (2), оживляющего все живущее. В день Сошествия Св. Духа на апостолов проявилось совершительное действие третьего Лица Св. Троицы, как освящающей силы, и этот акт есть «окончательное совершение обетования» [3]. Явление Святого Духа, исшедшего от Отца и посланного Богом Сыном (Деян. 2, 33), явило миру благодатное познание тайны Св. Троицы [4], единосущной, нераздельной и неслиянной. Вместе с совершением обетования оно есть завершение откровения о едином Боге в трех Лицах, то есть явление центрального догмата христианства.

Если в день Крещения Господня явление Святыя Троицы было доступно лишь внешним чувствам: Иоанн Предтеча слышал голос Отца, видел Сына и Духа Святого, нисходящего телесно в виде голубике, то теперь благодать Святого Духа, просвещая все существо искупленного Сыном Божиим человека, приводит его к обожению [5]. Человек получает, в меру своих сил, возможность Боговидения, причастия благодатному Царству Отца и Сына и Духа Святого» С внешней стороны празднование Пятидесятницы, а именно украшение храмов и домов зелеными ветвями, травами и цветами, унаследовано также от ветхозаветной Церкви. Символически этим выражается сила Святого Духа, все возрождающая, обновляющая и всему дающая жизнь  и расцвет.

В Православной Церкви прославлению Св. Троицы преимущественно посвящается первый день Пятидесятницы, воскресенье, который называется Троицыным днем. Богослужение этого дня раскрывает догматическое учение о Св. Троице, икона которой и выносится в этот день для поклонения. Икона же Сошествия Св. Духа на апостолов выносится на второй день праздника, в понедельник, который посвящен Святому Духу и носит название Духова дня. Таким образом празднику Пятидесятницы соответствуют две иконы.

Икона святой Троицы

Раскрытие догмата Троичности является основной Богословской мыслью праздника Пятидесятницы. Для выражения ее в образе Право славной Церковью принята икона Св. Троицы, изображающая библейское событие - явление трех странников праотцу Аврааму у дуба Мамврийского. Как указание на принадлежность их горнему миру, они изображаются в виде трех крылатых ангелов. Изображение это, основанное на конкретном историческом событии, передает первое явление Бога человеку, знаменующее начало  обетования  об искуплении. Как иконография, так и Богослужение связывают начало этого обетования с его завершением в день Пятидесятницы, когда дается окончательное откровение о Св. Троице. Другими словами, икона Троицы как бы связывает воедино начало ветхозаветной Церкви с установлением Церкви ново заветной.

В Пятой книге «Евангельского Доказательства» Евсевия Кесарийского, цитированной св. Иоанном Дамаскиным в Третьем Слове в защиту святых икон, по поводу слов «явися Бог Аврааму у дуба Мамврийска», имеется сообщение о том, что изображение Св. Троицы в виде трех ангелов, представленных на картине, существовало с древнейших времен на месте явления трех странников Аврааму. Какой характер имело это изображение, - мы не знаем. Во всяком случае с древнейших времен Св. Троица изображалась как историческая библейская сцена, с сидящими за трапезой под дубом Ангелами, прислуживающими им Авраамом и Саррой и хоромами Авраама на заднем плане. На переднем плане часто помещается слуга, убивающий тельца. Расположение Ангелов, при видимой однородности представляемой сцены, изменялось в зависимости от толкований, которые применялись к этому библейскому событию, и той догматической мысли, которую требовалось подчеркнуть. В связи с учением Церкви и толкованием Святых Отцов, изображаемые ангелы располагаются иногда по принципу изокефалии, то есть сидящими рядом за столом как равные по достоинству друг другу, чем подчеркивается равенство Ипостасей Св. Троицы при их неслиянности (например, в мозаике св. Марии Великой в Риме, V в., или в Коттоновой Библии, того же времени, в Британском музее в Лондоне). Кроме того, это равенство иногда подчеркивается одинакового цвета одеждами ангелов (например, в мозаике св. Виталия в Равенне, VI в.) и их атрибутами. В других случаях композиция строится пирамидально с выделением среднего ангела как главного среди других.

Наиболее полное соответствие учению Церкви образ Троицы нашел в величайшем как по своему содержанию, так и по художественному выражению произведении, известном под именем Троицы Рублева, написанном прел. Андреем Рублевым для Троице-Сергиева монастыря, как полагают, между 1408 и 1425 гг. (6) Как и на других, более ранних иконах Троицы, здесь изображены три Ангела. Представлены хоромы Авраама, дуб и гора, но сами Авраам и Сарра отсутствуют. Не упраздняя исторического аспекта события, преп. Андрей свел его к минимуму, благодаря чему главное значение приобрело не библейское событие как таковое, а его догматический смысл. Отличает эту икону от других и основная форма ее композиции - круг. Проходя по верхней части ним ба среднего Ангела и обрезая частично внизу подножия, круг этот включает в себя все три фигуры, едва заметно проступая в их очертаниях. Такая композиция Троицы встречается и раньше, но лишь на панагиях, маленьких круглых иконах и на донышках священных сосудов. Однако там эта композиция обусловлена самой формой предмета и отсутствием свободного места, а не догматической мыслью.

Поместив фигуры Ангелов в круг, преп. Андрей объединил их в одном общем, плавном и скользящем движении по линии круга. Благодаря этому центральный Ангел, хотя и выше других, не подавляет их и не господствует над ними. Нимб его наклоненной головы, отклоняясь от вертикальной оси круга, и подножия, сдвинутые в другую сторону, еще более усиливают это движение, в которое вовлекаются и дуб и гора. Но в то же время этим наклоненным в одну сторону нимбом и сдвинутыми в другую сторону подножиями восстанавливается равновесие композиции и движение задерживается монументальной неподвижностью левого Ангела и хоромами Авраама над ним. И все же, «куда бы мы ни обращали наш взор, всюду мы находим отголоски основной круговой мелодии, линейные соответствия, формы, возникающие из других форм или служащие их зеркальным отражением, линии, влекущие за грани круга или сплетающиеся в его середине, - невыразимое словами, но чарующее глаз симфоническое богатство форм, объемов, линий и цветовых пятен» [7].

В иконе преп. Андрея - и действие, выраженное в жестах, и общение, выраженное в наклонах голов и поворотах фигур, и неподвижный, безмолвный покой. Эта внутренняя жизнь, объединяющая три заключенные в круг фигуры и сообщающаяся тому, что их окружает, раскрывает всю неисчерпаемую глубину этого образа. Он как бы повторяет слова св. Дионисия Ареопагита, по толкованию которого «круговое движение означает тождество и одновременно обладание средним и конечным, того, что содержит, и того, что содержится, а также и возвращение к нему того, что от него исходит» [8]. Если наклон голов и фигур двух Ангелов, направленных в сторону третьего, объединяет их между собой, то жесты рук их направлены к стоящей на белом столе, как на престоле, евхаристической чаше с головой жертвенного животного. Прообразуя добровольную жертву Сына Божия, она стягивает движения рук Ангелов, указывая на единство воли и действия заключившей завет с Авраамом Святой Троицы.

Почти одинаковые лики и фигуры Ангелов, подчеркивая единство природы трех Божественных Ипостасей, в то же время указывают на то, что икона эта ни в коем случае не претендует изобразить конкретно каждое Лицо Св. Троицы. Это та же историческая сцена (хотя и со сведенным к минимуму историческим аспектом), которая в проявлении троичного действия в мире, Божественной икономии, символически раскрывает единство и троичность Божества. Поэтому, при единообразии Ангелов, они не обезличены и у каждого из Них определенно выражены Его свойства в отношении действия Его в мире.

Ангелы помещены на иконе в порядке Символа Веры, слева направо: верую в Бога Отца, Сына и Духа Святого [9]. Полной неописуемости первой Ипостаси, которой и в Символе Веры посвящены лишь немногие и сдержанные выражения, соответствует неопределенность и сдержанность расцветки верхней одежды левого Ангела (нежно розовый плащ с коричневыми и сине-зеленоватыми рефлексами). Пространному но сравнению с другими и точному изложению в Символе о второй Ипостаси соответствует четкость и ясность цветов среднего Ангела, одежда которого имеет обычные цвета воплотившегося Сына Божия (пурпуровый хитон и синий плащ). Наконец, главный цвет третьего Ангела - зеленый. По толкованию св. Дионисия Ареопагита, он означает «молодое, находящееся в полноте сил» [10], что определенно указывает на свойства все обновляющего и возрождающего к новой жизни третьего Лица Св. Троицы.

Тонко прочувствованная гармония красочных взаимоотношений иконы Троицы преп. Андрея составляет одно из главных ее очарований. Особенно поражает необычайной силы и чистоты васильковый синий цвет плаща среднего Ангела в сочетании с золотистыми, цвета спелой ржи, крыльями. Четкой и ясной цветовой характеристике среднего ангела противопоставлены мягкие цвета двух других Ангелов; но и в них врываются, сияя как драгоценные камни, яркие пятна синего. Объединяя в цветовом отношении все три фигуры, он как бы указывает в свою очередь на единство природы Лиц Св. Троицы и придает всей иконе спокойную и ясную радость. Таким образом и в красочных соче аниях этой иконы звучит та же жизнь, которой проникнуты ее образы, формы и линии. «Здесь есть и выделение центра, и цветовые контрасты, и равновесие частей, и дополнительные цвета, и постепенные переходы, уводящие глаз от насыщенного цвета к мерцанию золота (фона) и над всем этим сияние спокойного, как безоблачное небо, чистого голубца» [11]. Эту икону, с ее неисчерпаемым содержанием, гармонически уравновешенной композицией, величаво спокойными фигурами Ангелов, легкими, по-летнему радостными красками мог создать только человек, унявший в душе тревоги и сомнения и просвещенный светом Боговедения.

Сошествие Святого Духа

(Икона Новгородской школы XV века)

Вознесением «оканчиваются дела Христовы телесные, или лучше сказать дела, относящиеся к телесному пребыванию Его на земле; и начинаются дела Духа», - говорит св. Григорий Богослов [12]. Эти дела начинаются сошествием «обещанного от Отца» (Деян. 1, 4) Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы. После поклонения Св. Троице в первый день праздника (воскресенье) на следующий день Церковь воздает особое почитание Святому Духу, видимо сошедшему на учеников Христовых.

Хотя Деяния апостолов (2, 1-13) говорят, что Сошествие Святого Духа сопровождалось шумом и всеобщим смятением, на иконе мы видим как раз обратное: стройный порядок и строгую композицию. В отличие от Вознесения, где апостолы жестикулируют, здесь позы их выражают иератическое спокойствие, движения торжественны. Они восседают, некоторые слегка повернувшись один к другому, как бы переговариваясь.

Чтобы понять противоречие между текстом Деяний и композицией иконы, следует помнить, что икона обращается к верующим и потому указывает не на то, что видели в этом событии внешние, непосвященные люди и что дало им повод утверждать, будто апостолы «вином исполнены суть», а то, что открыто причастным этому событию людям, членам Церкви, - внутренний смысл происходящего. Пятидесятница есть огненное крещение Церкви. Будучи завершением откровения о Св. Троице, она является завершительным моментом образования Церкви, открывающим ее жизнь в полноте ее благодатных дарований и установлений. Если икона Св. Троицы дает указание на тайну божественного бытия, то икона Сошествия Святого Духа раскрывает промыслительное действие Св. Троицы в отношении Церкви и мира. В Пятидесятницу «не действием уже, как прежде (в пророках и учениках Христовых до Сошествия Святого Духа), но существенно присутствует... сопребывает и сожительствует Дух» [13].

Служба праздника противополагает смешение языков в столпотворении вавилонском и их единение в день Сошествия Святого Духа: «Егда снисшел языки слия, разделяше языки Вышний: егда же огненные языки раздаяше, в соединение вся призва и согласно славим всесвятого Духа» [14]. Ибо нужно было, говорят Отцы Церкви [15], чтобы народы, утерявшие единство языка и рассеянные при строении земной башни, снова обрели это единство и собрались при духовном строении Церкви, огнем любви оплавляемые в ее единое святое тело. «Таким образом, по подобию Св. Троицы, нераздельной и неслиянной, образуется новое существо, святая Церковь, единая по существу, но множественная по лицам, имея Главою Христа, а членами ангелов, пророков, апостолов, мучеников и всех в вере покаявшихся» [16].

Это единение по образу Св. Троицы, этот четкий и ясный внутренний строй Церкви, ее единое тело, исполненное благодати Святого Духа, и показывает нам икона Пятидесятницы. Двенадцать апостолов, включенные в одну определенную форму, дугу, прекрасно выражают здесь единство тела Церкви при множественности ее членов. Все подчинено здесь строгому и величавому ритму, который подчеркивается еще тем, что апостолы представлены в обратной перспективе; фигуры их увеличиваются по мере удаления их от первого плана. Их расположение завершается свободным, никем не занятым местом, местом невидимого Главы Церкви - Христа. Поэтому некоторые древние изображения Пятидесятницы завершаются этимасией, уготованным престолом, символом невидимого присутствия Бога. В руках одних (евангелистов) книги, у других свитки в знак полученного ими дара учительства. Из сегмента круга, выходящего за пределы доски и символизирующего небо, на них нисходит 12 лучей, или огненных языков, в знак крещения Духом Святым и огнем, по пророчеству Иоанна Предтечи (Мф. 3, 11), и их освящения. Иногда маленькие огненные языки помещаются и на венчиках, непосредственно над голо вами апостолов. Этим указывается на то, что Дух Святый снисшел в виде языков, седших «на главы апостолов в знак освящения главного и владычествующего члена тела и самого ума» и «в означение почивания Духа Святого во святых» [17].

Внутреннее единство, выраженное в подчинении апостолов единой форме и общему ритму, отнюдь не налагает на них печати однообразия. Здесь нет ни одного движения, которое повторялось бы в двух фигурах. Это отсутствие однообразия также соответствует внутреннему смыслу происходящего. «Дух Святый является в виде разделенных языков по причине разных дарований», - говорит св. Григорий Богослов[18]. По этому Он сошел на каждого члена Церкви в отдельности и, хотя «Дух один и тот же»... «дары Его различны»... «и служения различны... Одному дается Духом слово мудрости... другому слово знания... дары исцелений» и т. д. (1 Кор., 12, 4-31).

Предание говорит, что во исполнение пророчества Иоиля (Иоиля 2, 28 - 29) Дух Святый сошел не на двенадцать только избранных апостолов, но и на бывших с ними «единодушно вкупе» (Деян. 2, 1), то есть на всю Церковь. Поэтому на нашей иконе изображены апостолы и не принадлежащие к двенадцати: апостол Павел (сидящий с апостолом Петром, во главе апостольского круга), из числа семидесяти - евангелист Лука (третий сверху на левой стороне) и евангелист Марк (третий сверху на правой стороне).

В древних манускриптах внизу композиции изображается толпа на рода, упоминаемая в Деяниях апостольских. Однако уже очень рано она была заменена одной символической фигурой царя, олицетворяю щей собой народ или народы, с надписью «Космос». Объяснение этой фигуры находится в сборниках XVII в.: «Чего ради пишется у Сошествия Святого Духа человек седяй в темнем месте, старостою одержим, а на нем риза червлена, и на главе его венец царский, а в руках своих имея убрус бел и в нем написано 12 свитков? Человек седяй в темном месте понеже весь мир в неверии прежде бяше, а еже страстию одер жим, понеже состарися Адамовым преступлением, а еже риза червлена на нем, то приношение кровавых жертв бесовских, а еже на главе венец царский, понеже царствоваша в мире грех, а еже в руках своих имеяше убрус, а в нем 12 свитков, сиречь 12 апостолов, учением своим весь мир просветиша» [19].

Воспроизведенная здесь икона принадлежит к лучшей эпохе русской иконописи и представляет собой один из лучших образцов иконы Пяти десятницы [20], наиболее совершенно выражающий экклезиологический смысл праздника, связанный с центральным догматом христианства о триедином Боге. С этим догматом коренным образом связана жизнь Церкви, ибо триединство, то есть единство природы и множественность лиц, есть тот принцип, по которому Церковь живет и строит Царствие Божие на земле. Как каноническая структура ее, так и принцип всякого христианского строительства (церковная община, монастырь и т. д.) есть отражение в земном плане Божественной Триединой жизни. По этому и обе иконы, выносимые для поклонения в праздник Пятидесятницы, по существу своему, являют образ внутренней жизни Церкви.

Примечания.

1. Синаксарий в Неделю Пятидесятницы.

2. Стихира 8-го гласа на Великой Вечерне.

3. Св. Григорий Богослов, Слово 41-е, на Пятидесятницу, Творения, т. I.

стр: 578, СПб.

4. Коленопреклоненная молитва св. Василия Великого на Вечерне.

5. Св. Григорий Богослов, там же, стр. 581.

6. И. Грабарь, Вопросы реставрации, М. 1926, стр. 100.

7. М. Алпатов, Андрей Рублев, Москва - Ленинград, 1943, стр. 19.

8. «Об Именах Божиих», гл. 9, § 9 (Patr. Gr., 3, Col. 9160).

9. Распределение Ангелов приводило иногда к неверным уточнениям, доходившим до прямых искажений. Так, например, и до Рублева и после него, средний Ангел, который, по-видимому, иконописцами всегда принимался как образ второй Ипостаси, нередко выделялся крестчатым нимбом, надписью: Иисус Христос и свитком в руке вместо жезла. Быть может в противовес этим искажениям, а в России, в частности, против ереси жидовствующих, отрицавших православное учение о Св. Троице, появлялись, хотя и редко, искажения другого порядка: крестчатым нимбом снабжался не только средний Ангел, но все три. Хотя выделение среднего Ангела имеет принципиальное основание в отмеченных выше святоотеческих толкованиях, в применении к изображению оно неверно, так как имя Богочеловека применяется к образу, который не является Его прямым и конкретным изображением. «Когда Слово стало плотию, тогда Оно... и было названо Иисусом Христом», говорит св. Иоанн Дамаскин (Изл. Правосл. веры, кн. 4, гл. 6, стр. 299, русский перевод. СПб, 1913, Patr. Gr., 94, Col. 1112, ВС). Что же касается трех крестчатых нимбов, то здесь атрибутом страстей Господних наделяются другие Лица Св. Троицы, которым, таким образом, приписывается фактическое участие в специфической икономии второго Лица. Вопрос как о надписях, так и о крестчатом нимбе в изображении Св. Троицы был поставлен царем Иоанном Грозным на Соборе 1551 г. в Москве, названном Стоглавым, который в ответ на него определил писать этот образ, как писали его древние иконописцы и Андрей Рублев, то есть без перекрестий, «и подписывати Святая Троица. А от своего замышления ничтоже творити» (Н. В. Покровский, «Памятники христианской иконографии», СПб, 1910, стр. 289) .От редакции. Имеются и другие толкования.

10. О небесной иерархии, гл. 15, § 7.

11. М. Алпатов, там же.

12. Св. Григорий Богослов, Слово 41-е, на святую Пятидесятницу. Творения, т. I, стр. 578 (Patr. Gr., 36, Col. 436).

13. Т а м же, стр. 582.

14. Кондак праздника.

15. Св. Григорий Богослов (Слово 41-е) и св. Григорий Нисский

(Похвальное слово Первомученику Стефану).

16. Архиепископ Антоний, Собрание сочинений, т. II, стр. 75-76.

17. Св. Григорий Богослов, указ. соч.

18, 19, 20 Там же.

Л. Успенский. Журнал Московской Патриархии. М., 1957. №06. 50-58 стр.